Вернувшись домой из-за отменённого рейса, Катя застыла на пороге, будто удар молнией пронзил её изнутри:

Вернувшись домой из-за отменённого рейса, Катя застыла на пороге, будто удар молнией пронзил её изнутри:

 

— Что угодно… но только не это…

 

— Этого не может быть… — прошептала она, с ужасом глядя на приоткрытую дверь спальни. Мужа не было видно, но чужие глаза, смотрящие на неё с издёвкой, она не забудет никогда.

 

Шок.

Оцепенение.

Полный отказ принять реальность.

 

Она стояла неподвижно, словно каменная статуя, глядя в ту самую щель между дверью и косяком — как в бездну, где пряталась сама боль.

 

— Ой… привет? — муж заметил её, легко соскочив с кровати. — Ты чего? Разве ты не должна быть в самолёте?

 

Он подошёл к ней без тени волнения. Говорил буднично, будто речь шла о бытовом пустяке. Как будто всё в порядке, а она просто не вовремя вернулась.

 

В его голосе не было ни капли вины. Только скука и легкое раздражение. Он пожал плечами:

 

— Я сейчас провожу девушку и вернусь…

 

Перед тем как захлопнуть дверь спальни, он бросил:

 

— Одевайся, солнышко…

 

Это «солнышко» будто ударило Катю по лицу. И вывело из шока.

 

— Вот как… Значит, ты умеешь быть ласковым, Эдик, — горько подумала она. — Но не со мной. А я искала причины, читала статьи, думала, что потеряла его любовь… А всё было просто. И до отвращения подло.

 

Катя автоматически набрала мамин номер.

 

— Привет… Вы с Марусей ещё не ушли в парк? Отлично. Я сейчас приеду. Подожди чуть-чуть, у меня нет ключей.

 

 

 

Кате было шестнадцать, когда она впервые увидела Эдика — друга брата её подруги Алёнки. Он показался ей идеалом, недостижимым, словно сошедшим с обложки журнала.

 

Они праздновали день рождения в кафе. Катя не хотела идти — шум, незнакомые лица — но Алёнка уговорила.

 

Именно в тот вечер её жизнь изменилась. Судьба подбросила ей развилку. Она выбрала путь — и пошла по нему.

 

— Малышка, ты ещё совсем ребёнок, — усмехнулся Эдик, когда она сгорая от смущения пригласила его на танец. — Куколка. Но я с малолетками не вожусь.

 

— Мне шестнадцать! У меня уже есть паспорт!

 

— Ну если есть паспорт, тогда другое дело, — улыбнулся он.

 

Эта улыбка стала для неё судьбой.

 

Он вернул её к столику… и больше не смотрел в её сторону. Его внимание принадлежало взрослой блондинке, которая висела у него на шее.

 

— Но она же старая! — прошептала Катя, еле сдерживая слёзы. — Ей за двадцать пять…

 

Она сбежала домой, придумав отговорку, что родители вызвали.

 

После этого стала постоянно бывать у Алёнки — всё надеясь снова увидеть Эдика.

 

— Ты что, его ждёшь? — догадалась подруга. — Скажу Пашке, чтоб предупреждал.

 

Так и стало. Стоило Эдику появиться, Катя тут же оказывалась рядом. Он её не замечал.

 

— Почему? Я ведь красивая… Может, у него кто-то есть? — мучилась она.

 

— Нет, — уверяла Алёнка. — У Пашки спросила. Никого.

 

Катя ликовала. Всё впереди! Когда ей исполнится восемнадцать, всё изменится. Она верила в это. Ждала. Считала дни. И готовилась.

 

Ходила на свидания, но не позволяла слишком многого. Хранила себя для него. Иногда — почти невинные эксперименты с поцелуями, с прикосновениями… но настоящей близости — никогда.

 

Она знала: первой будет с Эдиком.

 

 

 

На своё восемнадцатилетие Катя устроила праздник. Родные, друзья, и конечно, Эдик.

 

— Алёнка, умоляю, пусть он придёт! — просила она.

 

Он пришёл.

 

Она надела лучшее платье, сделала идеальный макияж. Она была уверена: он не устоит. Узнает, что она сохранила себя только для него. Что она взрослая. Готовая к любви.

 

— Ого! Да ты прям мисс Вселенная, — фыркнул он. — Самая красивая на планете!

 

В его голосе — насмешка. Не восхищение. Он по-прежнему видел в ней ребёнка.

 

Катя будто оглохла. Всё, во что верила, ради чего жила — рухнуло. Это должен был быть её новый рассвет. А стал — концом.

 

 

 

Молчание. Руль дрожит в руках. Дорога размыта слезами. Лишь в парке, увидев маму и Марусю, Катя позволила себе распасться на части.

 

— Что случилось, дочка? — испуганно спросила мама.

 

— Потом… пожалуйста…

 

Маруся подбежала:

 

— Ты плакала? Кто тебя обидел?

 

Катя опустилась на колени, прижала девочку к себе и шепнула:

 

— Никогда не влюбляйся в тех, кто не видит, как ты стараешься.

 

 

 

Прошли недели. Катя жила в доме матери. Тишина, ночь, потолок, мысли. Перемотка памяти. Слова, взгляды, ожидания. Всё, что было сладким — стало ядом.

 

— Он никогда тебя не любил, — тихо сказала мама. — Он был твоей иллюзией. А ты — девочка, которая хотела стать взрослой слишком рано.

 

Это было больно. Но честно.

 

 

 

Однажды она зашла в кафе, где всё началось. Села. Заказала чай.

 

Подошёл официант. Высокий, с добрыми глазами.

 

— Простите… мы не знакомы? Уверен, я вас где-то видел…

 

Катя подняла взгляд. Впервые за долгое время — с лёгкой улыбкой:

 

— Возможно. Но раньше я никого не замечала. Только одного.

 

— Значит, многое упустили, — улыбнулся он. — Надеюсь, теперь вы увидите больше.

 

 

 

И в тот вечер что-то сдвинулось. Она не бросалась в чувства. Не убегала от боли. Просто… позволила себе быть.

 

Эдик звонил. Писал. Приходил. Ждал.

 

— Ты изменилась, — сказал он. — Стала женщиной. Хочешь… начнём всё с нуля?

 

Катя посмотрела на него. Спокойно. Зрело.

 

— Нет, Эдик. Я выросла. А ты — нет.

 

 

 

Когда она возвращалась домой с тем самым официантом — Сашей, он спросил:

 

— А тебя кто-то когда-то любил по-настоящему?

 

Катя подумала. Улыбнулась.

 

— Да. Я сама.

 

Это не была победа. Это было освобождение.

 

 

 

С тех пор прошли два года.

 

Утро. Квартира с окнами на реку. Кофе с кардамоном. Солнце. Тишина. Письма от читателей:

 

«Вы помогли мне поверить в себя».

 

Она больше не доказывает, что достойна любви. Она знает это.

 

Саша — рядом. Без клятв. Без обещаний. Просто — рядом.

 

— Спасибо, — сказал он однажды, даря ей пионы.

 

— За что?

 

— За то, что ты умеешь быть настоящей.

 

Катя заплакала. Но на этот раз — от счастья.

 

И в ту ночь она поняла: она целая. Всегда была.

 

Не потому чт

о кто-то её любит.

 

А потому что научилась любить себя.

 

И это — начало настоящей истории.

 

Истории женщины. Не «малышки».

 

Катя. Целая. Живая. Свободная. Настоящая.

 

И — счастливая.

 

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *